Португальские картинки 5 (продолжение третьего дня)

В Лиссабоне есть улицы, где на стенах развешаны фотографии жителей - не передовиков производства, а например, стариков...







( Read more... )

via Дикая Собака

Моя бабушка всегда говорила, что тяжёлую блокаду и голод и я моя мама, а её дочь пережила только благодаря нашему коту Ваське. Если бы не этот рыжий хулиган, мы с дочерью умерли бы с голоду как многие другие.

Каждый день Васька уходил на охоту и притаскивал мышек или даже большую жирную крысу. Мышек бабушка потрошила и варила из них похлебку. А из крыски, получался неплохой гуляш.

При этом кот сидел всегда рядом и ждал еду, а ночью все трое лежали под одним одеялом, и он согревал их своим теплом.

Бомбежку он чувствовал намного раньше, чем объявляли воздушную тревогу, начинал крутиться и жалобно мяукать, бабушка успевала собрать вещи, воду, маму, кота и выбежать из дома. Когда бежали в убежище его как члена семьи тащили с собой и смотрели, как бы его не унесли и не съели.

Голод был страшный. Васька был голодный как все и тощий. Всю зиму до весны бабушка собирала крошки для птиц, а с весны выходили с котом на охоту. Бабушка сыпала крошки, и сидели с Васькой в засаде, его прыжок всегда был на удивление точным и быстрым. Васька голодал вместе с нами, и сил у него было не достаточно, что бы удержать птицу. Он хватал птицу, а из кустов выбегала бабушка и помогала ему. Так что с весны до осени ели еще и птиц.

Когда сняли блокаду и появилось побольше еды, и даже потом после войны, бабушка коту всегда отдавала самый лучший кусочек. Гладила его ласково, приговаривая – кормилец ты наш.

Умер Васька в 1949 году, бабушка его похоронила на кладбище, и что бы, могилку не затоптали, поставила крестик и написала Василий Бугров. Потом рядом с котиком, мама положила и бабушку, а потом там я похоронила и свою маму. Так и лежат все трое за одной оградкой как когда-то в войну под одним одеялом.


Васька выжил в блокаду, потому что охотился на крыс... Его мама умерла, потому что отказывалась есть крыс... Он отдавал ей весь хлеб, но она всё-таки умерла...

Я не сомневалась, что были и другие люди, которые ловили крыс, но не рассказали об этом... Но такого мне в голову не приходило...

Из военных историй...

На одном из наших занятий Клод неожиданно спросил: «а что, у тебя сефардская фамилия?» Я покрутила пальцем у виска – ты чего, типичная ж ашкеназийская – по городу. Он хлопнул себя по лбу – «да, что ж это я такой кретин? Как у меня – есть такой город в Польше – Билгорай».

Настал мой черед изумляться – в моей голове Клод – Бильгораж.

Дед его, по происхождению из Польши, держал в Париже оружейный магазин, где продавались, в частности, пистолеты с его собственными усовершенствованиями.

Во время войны он ушёл в армию в звании капитана, попал в плен – в сортировочный лагерь, – там отделяли евреев, коммунистов, цыган и прочих, подлежащих уничтожению, и отправляли их в Освенцим, а остальных угоняли в Германию на работы.

Жена деда, бабка Клода, сумела кого-то подкупить – продала этому кому-то за копейку магазин, – и деда отпустили домой.

Вернувшись, он сказал, что пришёл на побывку – честь французского офицера не позволяет ему бежать...

Бабка рыдала, умоляла... В близких друзьях у них был священник из церкви Сен-Сюльпис, который упрашивал деда отсидеться у него в церкви.

Дед вроде согласился, просидел в Сен-Сюльписе недели три, а потом ушёл оттуда  и вернулся в лагерь. И погиб в Освенциме.

Я вспомнила Ромэна Гари, книжку «Обещание рассвета»... Но Гари в такой ситуации всё же скрылся бы, попытался добраться до «Сопротивления», а не пошёл бы на заклание... Так мне кажется...

Вскоре после истории Клода, я услышала по France cul передачу о маленьком городке Moissac в Пиренеях.

В прошлом году там открыли памятник горожанам, спасшим во время войны множество евреев и подлежавших уничтожению неевреев,  – «праведникам». По-французски их называют justes.

В Муассаке во время войны работал еврейский детский дом по скаутскому образцу. Каждая комната – отряд с выборным командиром. Про этот детдом многие знали. Там жили дети, родители которых ушли в Сопротивление, или просто скрывались. Естественно, прятаться было проще по отдельности. И детей старались отдать в насколько это возможно безопасное место.

Один человек рассказал, как родители в Муассаке сумели его выкинуть из автобуса, в котором их куда-то везли под конвоем, велев идти в этот детский дом... Я услышала только хвост этой истории, так как радио включила не на начале передачи...

Детский дом был очень домашний. Там старались создать жизнь, похожую на обычную жизнь оказавшихся там детей. Например, там справляли шабат.

Выросшие дети часто уходили в Сопротивление. Об этом доме знал весь город. В Суккот ребята выплескивались на улицы, строили шалаши...
Особой проблемой было то, что во Франции оказались евреи из Польши и другой восточной Европы, бежавшие от наступавшей немецкой армии. Так что многие дети не знали французского, а надо было идти в школу...

Из евреев во Франции (своих и чужих) спаслись три четверти. Кстати, одна из задач Сопротивления как раз заключалась в том, чтоб прятать детей – в семьях, в монастырях...

Детский дом в Муассаке просуществовал до 43-его года, а после того, как несколько человек в самом городке арестовали и депортировали, было решено его закрыть.

Там на тот момент было 500 детей. В организации их спасения участвовало очень много народу.

Нужно было напечатать и каждому выдать фальшивый документ. Работала подпольная типография. Надо было этих детей куда-то пристроить. Значительную часть отправили в деревни, в крестьянские дома.

Как сказал по радио ведущий передачу историк, у крестьян, принимавших детей, сочеталось этическое и материальное – лишние подростковые руки – в помощь.

Очень важно было, чтоб дети запомнили свои новые имена. Их специально тренировали. Кстати, инициалы имён обязательно сохраняли, потому что инициалами могла быть помечена одежда.

Выжили все эти дети...

В сети я нашла ролик, где один из спасённых ребят по имени Анри даёт интервью. Ему сейчас 86. Очень приятное впечатление производит. Этого мальчишку отправили в петеновское военное училище.

Он любил книжки читать, а не маршировать, и оттуда сбежал. У него был адрес брата в Марселе, и он туда поехал, но там оказались чужие люди, ничего про брата не знавшие...

Был у него и ещё один адрес – родственников в деревне под Греноблем. Когда вечером он добрался до Гренобля, выяснилось, что после того, как Сопротивление взорвало мост, в городе ввели жёсткий комендантский час. И он приехал за полчаса до его начала. Поездов до утра не предвиделось.

Ночевать на вокзале Анри побоялся, всё же с подложными документами попасть в облаву не хотелось. Ну, он и пошёл по шпалам пешком.
Шёл, шёл, И вдруг его ослепили фонарём в глаза – немецкий патруль.

На вопрос, куда он идёт, Анри ответил, что учится в Марселе (полный рюкзак книг при нём!) и идёт домой на каникулы. Про комендантский час узнал на вокзале...

Его отпустили. Пошёл по шпалам дальше и через 10 минут оказался возле платформы –  название станции по абсолютной случайности совпало с названием деревни, которая у него фигурировала в подложных документах, как место рождения. Потому его и отпустили...

Ну а следующая станция оказалась уже той деревней, где жили родственники.

Он постучался, и ему открыли – только испугались до полоумия стука в дверь среди ночи –решили, что их пришли арестовывать...