(no subject)

Кcавье, – милейший мужик, преподаватель математики, лет тридцати пяти, а по ощущению из поколения постарше, из полухипушников, болтающихся в каникулы с палаткой хоть по Перу, хоть по провинциальной Франции, – как карта ляжет, живущий преподаванием там-сям, и с удовольствием, – без постоянного места, – не защитившийся, потому что слишком много по миру шлялся, но при этом иногда вдруг чего-то научное читающий для кайфа, с лёгкой ностальгией по шестидесятым, в которые не жил.

В пятницу нам впервые после Рождества удалось вместе пообедать, и не на бегу. И Кcавье с кайфом рассказал, как он в Рождественские каникулы в Болгарии по горам ходил.

Лет десять назад он отправился с тогдашней подружкой туда в горы погулять – просто из любопытства. И они познакомились и подружились с болгарскими в-горы-ходящими ребятами. С тех пор он стал довольно часто туда ездить, в эту ходячую компанию, но до сих пор летом. А сейчас вот зимой. Говорит, что там размеченные тропы по французскому образцу – наша красно-белая разметка. И по этим тропам в горах по снегу (разметка на торчащих шестах) они всерьёз ходили в -19, и не на лыжах, а пешком.

Причём специальной обувки, плоских и широких «ракеток», которые сверху на ботинки надеваются, там, у чёрта на куличиках, куда они забрались, не продавали, потому что ничего там не продавали за отсутствием магазина, а в Софии за 70 евро покупать их они не стали.

Приют, где они сначала поселились, на 1900, куда они в те самые -19 поднялись с девятисот – перепад в мороз неслабый – по подобию гравийной дороги, присыпанной снегом, – знаю такие в Альпах, по ним на открытых американских джипах времён второй мировой подвозят в приюты жратву и питьё.

А оттуда в такие же морозы они ходили по тропам круговыми маршрутами, большей частью по лесу – говорит, один день был, когда они брели по снегу, проваливаясь по колено – в горных ботинках –тут уж два часа за все восемь сойдут.

На Новый год ребята отправились в приют получше – не нары двухэтажные, а комнаты с кроватями, – по дороге повстречались с застрявшим джипом – феерическое, говорит Кcавье, было зрелище, – из старого кино – человек двадцать толкают в жопу джип и прут его на руках в гору.

А в приюте что-то вроде вроде музея коммунизма – по стенкам развешаны анекдоты, картинки, какие-то дурацкие артефакты того времени, и фильмы крутят в тему.

Один фильм по истории про то, как вышли рыбаки в море, поймали крохотную рыбёшку и сообщили в низовую партийную организацию,что отловили дельфина, та наверх передала, что пойман кит, а уж в ЦК узнали, что рыбаки из рыболовецкого сообщества «Красная жопа» выловили неизвестное науке морское чудище.

Я ему рассказала про то, что нашему папе, который в конце шестидесятых и в семидесятые рассчитывал электрическую часть атомных реакторов и по этому поводу ездил в командировкии в соц. страны, куда эти реакторы поставляли, Болгария была удивительно мила, несмотря на то, что в девятиэтажном доме, где он жил, не только часто ломался лифт, но и водопровод иногда не работал, и тащили воду по лестнице, стараясь не расплескать половину. Да и любимую отвёртку у папы там спиздили. Пришёл на работу, отвёрточку на пол положил – отвернулся-повернулся – нету отвёрточки. Когда я повела папу в греческий ресторан в Париже, он сказал, что очень похоже на софийские ресторанчики.

Ещё у папы милый там был разговор на гороховом поле возле автобусной остановки, где в ожидании автобуса он подъедал сладкий и вкусный зелёный горошек из стручков. Его какой-то мужик окликнул с вопросом, зачем он ест такое дермо. Папа ему – «почему ж дермо, вот ваша страна банки с этим прекрасным продуктом всюду продаёт». А мужик в ответ, что если б дермо в банках можно было б продать, так тоже б продавали.

А море болгарское Кзавье ужасно ругал – говорит, такая же гадость, как в Испании – понастроили отелей по берегу, забетонировали – и привет!