(no subject)

Мы вчетвером (Бегемот, Ленка К., собака Таня и я) на викенд съездили в славный город Лилль – в гости к Катьке с Сенькой, у которых к тому же родительский съезд. Мы отпраздновали 45-летнюю годовщину свадьбы Сенькиных родителей – дивным пловом Инкиного приготовления и девятью рыжими розами (по розе на пять лет).
Это преамбула, амбула впереди.

Шли мы в субботу вчетвером – с Катькой, Сенькой и Бегемотом через парк в центр Лилля. Парк в двух шагах от Катьки-Сенькиного дома, и дорога в центр чудесная – сначала идёшь себе вдоль реки по пешеходной набережной, баржами любуешься. Есть баржи жилые – плавучие квартиры, с места редко сходят, а есть баржи-трудяги. Одна эдакая огромная труженица по имени Freedom возит шпалы и часто швартуется у ребят напротив дома, так что с балкона на её чёрный бок в просвет между домами, стоящими в переднем ряду у реки (у ребят второй ряд), можно любоваться, а когда её нет на месте, можно гадать, когда она наконец явится, и ждать её с нетерпением.

Так вот по набережной, мимо спуска, где собаки купаются, доходишь до моста – а за мостом парк, а за парком центр Лилля.

В парке много разного, – например пруд, затянутый зелёной свежей ряской так, что кажется этот пруд нежнотравной полянкой.

Когда мы подошли к пруду, Сенька задумчиво сказал, что его папаша Мишка когда-то увидел такую зелёную полянку и очень захотел по ней пробежаться. Тогда Мишкина мама, Сенькина бабушка и моя двоюродная тётя Мара, чтоб Мишку от этого дела отговорить, на полянку бросила камушек.

На следующий день, перед тем как в Париж возвращаться, вышли мы в парк в другом составе - с Бегемотом, Ленкой и двумя Танями – Таней Ч(еловеком) и Таней С(обакой).

Мы прошли под громадными каштанами, под неменьшим клёном и столь же внушительным буком – и вышли к пруду. Там мы остановились в нерешительности – то ли дальше пойти, то ли пора уж возвращаться в Париж.

Пока мы обсуждали наши дальнейшие планы, Таня С, в точности как маленький Мишка, соблазнилась нежно-зелёной полянкой. В отличие от тёти Мары, никто из нас не успел кинуть камушек.

А пруд – оказался болотом – Таня С провалилась, как натуральный Бегемот. Болота, оказывается, в парке развели в рамках развития экосистемы для борьбы с комарами. Как ни странно, сработало – комаров нет – съедают их, видимо, болотные кикиморы.

У меня в голове успело промелькнуть – как щас я в белых штанах кинусь за Таней в чавкающую грязь под нежной зеленью – но Таня, не без труда вытягивая лапы из трясины, выскочила оттуда сама.

Лапы её оказались равномерного цвета сажи – до самого пуза.

Ну что – мы повернули обратно к спуску, где купаются собаки. За палкой Таня в воду не бросилась – она пижонка, купается только с людьми в море...

Сняла я белые штаны, осталась в очень приличного вида трусах, а ещё сняла свои спортивные сандалии, купленные во вьё кампёре, на которых написано было, что помимо всего прочего, они годятся, чтоб по воде ходить...

И тут почти чудо случилось – дружественный наш с Васькой водный-лесной бог, тот, кто пятнышки на мухоморах рисует и полоски на кошках, – меня охранил – несмотря на абсолютную зелёную водорослевую скользкость на спуске, я всё-таки ухитрилась не свалиться в речку! Бегемот, одетый и в кроссовках, стал, шипя, что я напускаю на него волны, мне помогать – ног-то у Тани, слава богу, четыре все отмыть надо было.
Стоило нам закончить своё чёрное дело («Давно я уже не мылся... — повторил Алехин конфузливо и ещё раз намылился, и вода около него стала темно-синей, как чернила.») и выйти на берег, как по реке прошла баржа, и волны захлестнули наш спуск – уж тут-то я бы точно свалилась в реку – в приличной рубашке – всё ж на свадебную годовщину ехала – и под надписью – купаться запрещено, кто не спрятался, с того штраф.