Мои коммуналки - 1
Nov. 7th, 2005 01:04 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Вслед вот этому
Мы жили в трёхкомнатной коммуналке.
Две комнаты у нас – одна соседская. И мы, конечно, теснили соседей, что говорить - наша книжная полка стояла в общем коридоре, и мы по ночам сидели и болтали, принимали гостей в здоровенной кухне неправильной формы.
Когда-то всю квартиру занимала бабушка с мужем (отчимом моего отца) и тремя мальчишками – папой и двумя двоюродными папиными братьями, детьми бабушкиной сестры, – сестру посадили, а мужа её расстреляли, бабушка с мужем забрали двоих мальчишек.
Квартира была кооперативная, если б мне в детстве об этом не сказали, я б и не знала, что были кооперативы в 30-ые годы.
Во время войны бабушка с детьми уехала в эвакуацию в Пензу, где жила ещё одна её сестра – замужем за сталинским партийным работником, из тех, кто пришёл на смену расстрелянным. Партийный работник бабушку с детьми взял - детей на тот момент оставалось двое, старший сын сестры уже вырос. Папа ушёл на войну в 44-ом.
Когда бабушка вернулась из эвакуации, в квартире уже поселились соседи – дядя Гриша с тётей Тасей.
Девятнадцатилетний папа жил в Берлине – военным переводчиком при высоком начальстве.
В эту квартиру папа привёл маму за девять месяцев до моего рождения. В нашем семействе говорили, что дети рождаются от штампа в паспорте. Впрочем, штампа не было – мамин отец сидел, а папа заканчивал институт.
Бабушкин муж умер задолго до появления мамы. У бабушки был «друг» – он нам всё детство шоколадки дарил. Мама как-то мне рассказала, что бабушка стеснялась их с папой, поэтому друг МатвейСаич вечером делал вид, что уходит домой, громко топая доходил до двери на лестницу, хлопал ею, а потом босиком на цыпочках крался обратно в бабушкину комнату.
Дядя Гриша был тихий милый человек, только примерно раз в месяц он напивался, а когда напивался, почему-то начинал рассуждать о вреде филармонии. Право, не знаю, чем ему именно филармония так насолила, но просто вынести он не мог, когда пьян, что люди ходят в такое гадкое место, а другим людям ещё и деньги платят за то, что они пиликают.
Бабушка же моя, показывая свой большой ум, с дядей Гришей о филармонии беседовала. Сидела на кухне и переубеждала.
Звали эту бабушку бабой Розой, работала она до самой смерти юрисконсультом в управлении торговли, так что в праздники нам доставались продуктовые пакеты, по которым можно было следить за падением советской экономики – в моём раннем детстве в пакетах была икра, а к концу школы - селёдка да солёные огурцы.
Тётя Тася, дядигришина жена, отличалась непомерной завистливостью – если у мамы или у бабушки что-нибудь появлялось – платье какое-нибудь, или сумка, ей совершенно необходимо было тут же купить себе похожее.
Видимо, завистливость до добра её не довела, и к концу нашей жизни в этой квартире она сошла с ума – ей чудилось, что за ней ездят чёрные машины.
Меня тётя Тася один раз спасла – когда в пятом классе я вылила водку из графина в маленький ковшик, утопила там зелёный листик и поставила ковшик на газ, чтобы выделить хлорофилл, то на моё счастье тётя Тася вошла в кухню как раз, когда пламя взвилось, как мне казалось, до потолка – и потушила газ.
Одна комната была родительской – мы жили там вчетвером – папа, мама и мы с Машкой – тахта, кровать, диванчик, письменный стол, стулья. Когда родители уходили вечером в гости, мы с Машкой прыгали со стула на стул, на тахту, но, кажется, всё-таки на стол не запрыгивали.
Один мой знакомый голландец, часто ездивший в Россию, изумлялся, – сколько же у людей в России хлама.
К счастью, ели мы на кухне – за большим столом, а у дяди Гриши с тётей Тасей стол был маленький, так что определённо мы их подавляли. Впрочем, нас было пятеро, а их только двое.
Бабушка жила в комнате с роялем. Рояль достался маме от любовника бабушкиной сестры (другой бабушки – Бабани), который после революции уехал в Швецию, а бабушкина сестра Галя осталась строить советскую власть.
Мама играла на рояле и пела – всё на свете – романсы, советские песни, Окуджаву, Галича, частушки. И это было огромное детское счастье – поющая мама за роялем.
За этим же роялем давилась музыкой я – самое смешное, что меня не заставляли – я просто долго не могла заставить себя сказать маме, что я НЕ ХОЧУ.
До машкиного рождения в родительской комнате проживал на раскладушке один их приятель – он разошёлся с женой, и его собственная мама выгнала его из дома, – ей было стыдно перед соседями. Потом он женился на женщине с квартирой.
Когда мне было лет 13, нас с Машкой обменяли на рояль, и мы стали ночевать в бабушкиной комнате – я громко возмущалась и не соглашалась на обмен, меня увещевала мамина подруга, повторяя, что я же большая девочка…
(продолжение вскоре последует)
Мы жили в трёхкомнатной коммуналке.
Две комнаты у нас – одна соседская. И мы, конечно, теснили соседей, что говорить - наша книжная полка стояла в общем коридоре, и мы по ночам сидели и болтали, принимали гостей в здоровенной кухне неправильной формы.
Когда-то всю квартиру занимала бабушка с мужем (отчимом моего отца) и тремя мальчишками – папой и двумя двоюродными папиными братьями, детьми бабушкиной сестры, – сестру посадили, а мужа её расстреляли, бабушка с мужем забрали двоих мальчишек.
Квартира была кооперативная, если б мне в детстве об этом не сказали, я б и не знала, что были кооперативы в 30-ые годы.
Во время войны бабушка с детьми уехала в эвакуацию в Пензу, где жила ещё одна её сестра – замужем за сталинским партийным работником, из тех, кто пришёл на смену расстрелянным. Партийный работник бабушку с детьми взял - детей на тот момент оставалось двое, старший сын сестры уже вырос. Папа ушёл на войну в 44-ом.
Когда бабушка вернулась из эвакуации, в квартире уже поселились соседи – дядя Гриша с тётей Тасей.
Девятнадцатилетний папа жил в Берлине – военным переводчиком при высоком начальстве.
В эту квартиру папа привёл маму за девять месяцев до моего рождения. В нашем семействе говорили, что дети рождаются от штампа в паспорте. Впрочем, штампа не было – мамин отец сидел, а папа заканчивал институт.
Бабушкин муж умер задолго до появления мамы. У бабушки был «друг» – он нам всё детство шоколадки дарил. Мама как-то мне рассказала, что бабушка стеснялась их с папой, поэтому друг МатвейСаич вечером делал вид, что уходит домой, громко топая доходил до двери на лестницу, хлопал ею, а потом босиком на цыпочках крался обратно в бабушкину комнату.
Дядя Гриша был тихий милый человек, только примерно раз в месяц он напивался, а когда напивался, почему-то начинал рассуждать о вреде филармонии. Право, не знаю, чем ему именно филармония так насолила, но просто вынести он не мог, когда пьян, что люди ходят в такое гадкое место, а другим людям ещё и деньги платят за то, что они пиликают.
Бабушка же моя, показывая свой большой ум, с дядей Гришей о филармонии беседовала. Сидела на кухне и переубеждала.
Звали эту бабушку бабой Розой, работала она до самой смерти юрисконсультом в управлении торговли, так что в праздники нам доставались продуктовые пакеты, по которым можно было следить за падением советской экономики – в моём раннем детстве в пакетах была икра, а к концу школы - селёдка да солёные огурцы.
Тётя Тася, дядигришина жена, отличалась непомерной завистливостью – если у мамы или у бабушки что-нибудь появлялось – платье какое-нибудь, или сумка, ей совершенно необходимо было тут же купить себе похожее.
Видимо, завистливость до добра её не довела, и к концу нашей жизни в этой квартире она сошла с ума – ей чудилось, что за ней ездят чёрные машины.
Меня тётя Тася один раз спасла – когда в пятом классе я вылила водку из графина в маленький ковшик, утопила там зелёный листик и поставила ковшик на газ, чтобы выделить хлорофилл, то на моё счастье тётя Тася вошла в кухню как раз, когда пламя взвилось, как мне казалось, до потолка – и потушила газ.
Одна комната была родительской – мы жили там вчетвером – папа, мама и мы с Машкой – тахта, кровать, диванчик, письменный стол, стулья. Когда родители уходили вечером в гости, мы с Машкой прыгали со стула на стул, на тахту, но, кажется, всё-таки на стол не запрыгивали.
Один мой знакомый голландец, часто ездивший в Россию, изумлялся, – сколько же у людей в России хлама.
К счастью, ели мы на кухне – за большим столом, а у дяди Гриши с тётей Тасей стол был маленький, так что определённо мы их подавляли. Впрочем, нас было пятеро, а их только двое.
Бабушка жила в комнате с роялем. Рояль достался маме от любовника бабушкиной сестры (другой бабушки – Бабани), который после революции уехал в Швецию, а бабушкина сестра Галя осталась строить советскую власть.
Мама играла на рояле и пела – всё на свете – романсы, советские песни, Окуджаву, Галича, частушки. И это было огромное детское счастье – поющая мама за роялем.
За этим же роялем давилась музыкой я – самое смешное, что меня не заставляли – я просто долго не могла заставить себя сказать маме, что я НЕ ХОЧУ.
До машкиного рождения в родительской комнате проживал на раскладушке один их приятель – он разошёлся с женой, и его собственная мама выгнала его из дома, – ей было стыдно перед соседями. Потом он женился на женщине с квартирой.
Когда мне было лет 13, нас с Машкой обменяли на рояль, и мы стали ночевать в бабушкиной комнате – я громко возмущалась и не соглашалась на обмен, меня увещевала мамина подруга, повторяя, что я же большая девочка…
(продолжение вскоре последует)
no subject
Date: 2005-11-07 09:20 pm (UTC)Но и в Питере, я думаю, у нас немало общих знакомых.
Да, Бегемот заморозил у себя комменты, в которых мы разговаривали. Я могу разморозить, а можем здесь продолжить, если нам есть ещё что сказать по той теме.
no subject
Date: 2005-11-07 09:41 pm (UTC)Черт его знает, разобраться хочется, конечно. Но здесь совсем вроде не по теме, а бегемот не хочет, чего его насиловать. Пока у меня впечатление создается такое: представим себе, что есть некоторое распределение способностей и склонностей (и пусть оно приблизительно такое же среди детей иммигрантов как и в целом -- это не очень важно). Факт тот, что тот край этого распределения (не знаю, насколько широкий), который дает возможность стать квалифицированным профессионалом и встроиться в максимально образованный и гуманистически-настроенный слой французского общества, -- успешно встраивается. И потому, что способности хорошо вписываются, и потому, что слой настроен на открытость. А вот остальные -- остаются, и те policies, которые Вы перечисляли, тоже не на них направлены. Бегемот склонен считать, что они "не понимают собственной выгоды" ("племя дикарей"), а вот я в этом не уверена -- особенно при отсутствии ясного определения "выгоды". Он исходит из того, что им было бы "выгоднее" дисциплинированно обучаться простой и нужной профессии, и спокойно и мирно прожить свою жизнь, from the rise to set sweat in the eye of Phoebus /.../ and follow so the ever-running year, with profitable labour, to his grave. Ну еще и с телевизором по вечерам. Я не уверена, что я смогла бы убедительно аргументировать "выгодность" этой (не заманчивой для меня самой) перспективы пятнадцатилетнему мальчишке, который вот сейчас своими методами добился, что "их" показывают по телевизору, обсуждают всем миром, ну и так далее.
no subject
Date: 2005-11-07 10:23 pm (UTC)Но всё-таки ведь в районах, в которых деньги отпускаются, где нету сплошной удешевлённой застройки, сплошного низшего класса, ничего не происходит. Вот я уже говорила про город Мант, в котором, кстати, практически сплошной низший класс, но туда дали деньги, создали рабочие места - и всё нормально.
И у нас - с нашим клубом и внеклассным уличным воспитателем. И с библиотекой с бесплатным доступом к интернету.
А в Пензе я никогда не была. Мама как-то в 70-ые ездила в гости к бабушкиной сестре и её дочке - везла куриц, там еды совсем не было.
no subject
Date: 2005-11-07 10:39 pm (UTC)Вот кстати, о причудливых мотивах -- я в Пензе до пяти лет (когда умер дед и бабушка переехала к нам в Питер) проводила несколько месяцев в году, и там была во дворе трансформаторная будка, и совершенно конкретный мальчик, который в нее полез и потерял руку на этом. С тех пор я и помню, что туда лучше не лазить...
no subject
Date: 2005-11-07 11:11 pm (UTC)Кроме того, у нас другая полиция, к счастью.
Завтра в пригороде, в котором я работаю, он похуже того, где мы живём, но тоже отнюдь не зона - марш жителей против безобразий. И будут там наверняка такие же люди, как из "брошенных" пригородов, но которым повезло - они в зоне не оказались. Впрочем,уже и в "зонах" жители начали сдавать поджигателней в полицию, сколько ж можно выносить, чтоб тебе жгли машины.
И в "зонах", вроде бы, действительно нет всего , что я у нас описывала - кружков, бесплатного интернета и прочего.
от, кстати, ещё посмотрите. http://www.livejournal.com/users/dm1795/40305.html
А вот страшно мне, что слушатели "Эха Москвы" звонят на радиостанцию и объясняют, что французы должны начать репрессии. Вчера они звонили и по поводу марша - одобрительно.
no subject
Date: 2005-11-08 12:58 am (UTC)Вас это удивляет? Те, кто -- как я, например, -- простых готовых рецептов не имеет, те и не звонят. А обладатели простых решений -- они, конечно, за репрессии. Меня, честно говоря, больше тошнит от того, что Путин где-то в Голландии якобы заявил, что они в Чечне воюют "за нашу и вашу свободу".
no subject
Date: 2005-11-08 03:06 pm (UTC)no subject
Date: 2005-11-07 11:12 pm (UTC)no subject
Date: 2005-11-08 12:59 am (UTC)no subject
Date: 2005-11-08 03:08 pm (UTC)no subject
Date: 2005-11-08 03:59 pm (UTC)no subject
Date: 2005-11-08 04:30 pm (UTC)