![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mblaО нём уже писали ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
a_v (http://a-v.livejournal.com/194464.html), i_shmael (http://i-shmael.livejournal.com/2236365.html), bgmt (http://bgmt.livejournal.com/369210.html).
Наконец и мы сtarzanissimo сходили в эту субботу.
Сутина я впервые увидела в середине семидесятых – на слайдах. Я уже не помню, откуда появились в Питере слайды живописи, но мы у кого-то купили коллекцию Сутина и, кажется, Модильяни.
Продавались слайды, естественно, с рук, так же как, собственно говоря, и книги. Только книги с чёрного рынка были всё-таки изданы в советских издательствах (я слышала, что бывали в продаже Самиздат с Тамиздатом, но сама не сталкивалась), а кто делал эти слайды, и с чего (с альбомов, иногда за сумасшедшие деньги продававшихся в букинисте на Литейном, или и в самом деле с картин через какие-нибудь десятые руки), я не знаю.
Так или иначе – картины на экране на стенке смотрелись здорово. И главное, на слайдах не терялся цвет.
А я вообще, наверно, в питерской жизни очень остро чувствовала дефицит цвета. И в никогда мной не любимой русской живописи. А тут – бешеный синий, красный. Захватывало.
Потом был Сутин в «Оранжерее», однажды случайно пойманная выставка в Шартре, – и вот эта выставка, пожалуй, самая представительная.
Я у Сутина больше всего люблю пейзажи. За движение. Движение, впрочем, – не то слово, слишком медленное, слишком бесстрастное.
Мистраль- маленькие человечки в вихрях деревьев.
По утрам у моря в августе в ветреную погоду – вслушиваемся в сосны – неужели опять мистраль – сухой ветер с берега, отгоняющий тёплую воду куда-то-там, и из глубины – бездонная, холодная всплывает на поверхность, и бегут бурунчики от пляжа в даль.
Сумасшедшие пляшущие деревни, взбегающие на холм.
Лестницы и дороги – карабкаются – вперёд и вверх. На жёлтой дорожке идущий человек кажется лежащим, так эта дорожка устремлена ввысь.
И ещё деревья, они цепляются корнями, чтоб не улететь. Рвутся кроны.
Южные пейзажи – Céret во французской Каталонии, Cagnes, Vence – городки под Ниццей.
Вроде бы, когда жил на юге, Сутин всё время хотел в Париж, и только Зборовский – патрон Модильяни и Сутина, и многих других – уговаривал его не возвращаться. Про таких меценатов никогда нельзя сказать, чего в их деятельности больше – спасительной готовности покупать у неизвестных художников картины, или рабовладения – у художников-то выбора нет.
Сутин вернулся на север – Шартрский собор, замок на курьих ножках на Луаре. Но пейзаж его остался на юге – где ж возьмёшь на севере эту охру, откуда извлечь эти сочетания жёлтого, синего, красного. Северные цвета тише. И нет в городках стольких лестниц в небо, и не несутся вверх дороги. Сутин стал тише. И не шла ему эта тишина.
Впечатление, что отмирают целые пласты души, и к началу войны – совсем мёртвые картины. Страшные.
Сначала хочется связать ужас с войной, когда он отказался уехать в Америку, когда его подруга попала в лагерь для интернированных. И он через пару лет так глупо умер – от язвенного кровотечения...
Но эта мёртвость началась ещё до войны. Всё усиливалась. Очень страшная вещь – «Материнство» – ребёнок на руках не спящий – тряпичный.
tarzanissimo – любитель гротеска – любит сутинские портреты. У меня к ним двойственное отношение. Первый взгляд – яркие тряпки, захватывающе яркие – второй – да, гротесково, да не очень-то добрым взглядом вылеплены эти лица.
Вообще создаётся впечатление, что людей он не любил – хрюнечки, печальный ослик – куда человечней.
И натюрморты. Очень разные.
Орущие кровавые гладиолусы – иду на крик.
И синий мёртвый холодный кролик – из самого страшного. У очень мне симпатичного François Cavanna в книге, посвящённой матери, есть рассказ о том, как он стал пацифистом – приехал ребёнком в гости к тётке в бургундскую деревню и увидел подвешенного над тазом вниз головой истекающего кровью ещё живого кролика – чтоб получилось особенно вкусным какое-то блюдо кролик должен был так умереть, – истечь кровью. В тот момент мальчик Кавана понял, что он ненавидит убийство и смерть – любые. Вся книга названа по этой истории – «Кроличий глаз».
Сутинский кролик – воплощие смерти – синий мёртвый неподвижный.
Коровьи туши – молчащее мёртвое красное.
Сутина называют единственным французским экспрессионистом. У меня он совсем не ассоциируется с немецкими. А вот связывается довольно прочно с Ван-Гогом – яростностью, цветом, движением.
Бывают художники, у которых предметы чётко очерчены, отделены друг от друга, имеют жётские границы, бывают такие, у которых взаимопроникновение очень сильно (Тёрнер, например), а у Сутина нечто третье – будто он глину мнёт, и его деревья, лестницы, дороги могут ещё измениться от одного взгляда до другого – улететь, убежать...
The Village
Landscape of Cagnes
View of Ceret
Landscape of Ceret
The Old Mill
Small Place in the Town
Chartres Cathedral
Windy Day in Auxerre
Glaieuls Rouges
a_v (http://a-v.livejournal.com/194464.html), i_shmael (http://i-shmael.livejournal.com/2236365.html), bgmt (http://bgmt.livejournal.com/369210.html). Наконец и мы с
tarzanissimo сходили в эту субботу.Сутина я впервые увидела в середине семидесятых – на слайдах. Я уже не помню, откуда появились в Питере слайды живописи, но мы у кого-то купили коллекцию Сутина и, кажется, Модильяни.
Продавались слайды, естественно, с рук, так же как, собственно говоря, и книги. Только книги с чёрного рынка были всё-таки изданы в советских издательствах (я слышала, что бывали в продаже Самиздат с Тамиздатом, но сама не сталкивалась), а кто делал эти слайды, и с чего (с альбомов, иногда за сумасшедшие деньги продававшихся в букинисте на Литейном, или и в самом деле с картин через какие-нибудь десятые руки), я не знаю.
Так или иначе – картины на экране на стенке смотрелись здорово. И главное, на слайдах не терялся цвет.
А я вообще, наверно, в питерской жизни очень остро чувствовала дефицит цвета. И в никогда мной не любимой русской живописи. А тут – бешеный синий, красный. Захватывало.
Потом был Сутин в «Оранжерее», однажды случайно пойманная выставка в Шартре, – и вот эта выставка, пожалуй, самая представительная.
Я у Сутина больше всего люблю пейзажи. За движение. Движение, впрочем, – не то слово, слишком медленное, слишком бесстрастное.
Мистраль- маленькие человечки в вихрях деревьев.
По утрам у моря в августе в ветреную погоду – вслушиваемся в сосны – неужели опять мистраль – сухой ветер с берега, отгоняющий тёплую воду куда-то-там, и из глубины – бездонная, холодная всплывает на поверхность, и бегут бурунчики от пляжа в даль.
Сумасшедшие пляшущие деревни, взбегающие на холм.
Лестницы и дороги – карабкаются – вперёд и вверх. На жёлтой дорожке идущий человек кажется лежащим, так эта дорожка устремлена ввысь.
И ещё деревья, они цепляются корнями, чтоб не улететь. Рвутся кроны.
Южные пейзажи – Céret во французской Каталонии, Cagnes, Vence – городки под Ниццей.
Вроде бы, когда жил на юге, Сутин всё время хотел в Париж, и только Зборовский – патрон Модильяни и Сутина, и многих других – уговаривал его не возвращаться. Про таких меценатов никогда нельзя сказать, чего в их деятельности больше – спасительной готовности покупать у неизвестных художников картины, или рабовладения – у художников-то выбора нет.
Сутин вернулся на север – Шартрский собор, замок на курьих ножках на Луаре. Но пейзаж его остался на юге – где ж возьмёшь на севере эту охру, откуда извлечь эти сочетания жёлтого, синего, красного. Северные цвета тише. И нет в городках стольких лестниц в небо, и не несутся вверх дороги. Сутин стал тише. И не шла ему эта тишина.
Впечатление, что отмирают целые пласты души, и к началу войны – совсем мёртвые картины. Страшные.
Сначала хочется связать ужас с войной, когда он отказался уехать в Америку, когда его подруга попала в лагерь для интернированных. И он через пару лет так глупо умер – от язвенного кровотечения...
Но эта мёртвость началась ещё до войны. Всё усиливалась. Очень страшная вещь – «Материнство» – ребёнок на руках не спящий – тряпичный.
tarzanissimo – любитель гротеска – любит сутинские портреты. У меня к ним двойственное отношение. Первый взгляд – яркие тряпки, захватывающе яркие – второй – да, гротесково, да не очень-то добрым взглядом вылеплены эти лица.Вообще создаётся впечатление, что людей он не любил – хрюнечки, печальный ослик – куда человечней.
И натюрморты. Очень разные.
Орущие кровавые гладиолусы – иду на крик.
И синий мёртвый холодный кролик – из самого страшного. У очень мне симпатичного François Cavanna в книге, посвящённой матери, есть рассказ о том, как он стал пацифистом – приехал ребёнком в гости к тётке в бургундскую деревню и увидел подвешенного над тазом вниз головой истекающего кровью ещё живого кролика – чтоб получилось особенно вкусным какое-то блюдо кролик должен был так умереть, – истечь кровью. В тот момент мальчик Кавана понял, что он ненавидит убийство и смерть – любые. Вся книга названа по этой истории – «Кроличий глаз».
Сутинский кролик – воплощие смерти – синий мёртвый неподвижный.
Коровьи туши – молчащее мёртвое красное.
Сутина называют единственным французским экспрессионистом. У меня он совсем не ассоциируется с немецкими. А вот связывается довольно прочно с Ван-Гогом – яростностью, цветом, движением.
Бывают художники, у которых предметы чётко очерчены, отделены друг от друга, имеют жётские границы, бывают такие, у которых взаимопроникновение очень сильно (Тёрнер, например), а у Сутина нечто третье – будто он глину мнёт, и его деревья, лестницы, дороги могут ещё измениться от одного взгляда до другого – улететь, убежать...
The Village
Landscape of Cagnes
View of Ceret
Landscape of Ceret
The Old Mill
Small Place in the Town
Chartres Cathedral
Windy Day in Auxerre
Glaieuls Rouges
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2008-01-28 05:03 pm (UTC)no subject
Date: 2008-01-28 07:18 pm (UTC)no subject
Date: 2008-01-28 08:43 pm (UTC)