А на седьмой день мы уехали. Ранним вечером.
Утром мы сдали рюкзаки в камеру хранения и пошли бродить, не забираясь особенно далеко от вокзала.


Площадь перед Квириналом
Прошли через перекрёсток четырёх фонтанов


Пошли по via Sistina, на которой Гоголь жил



И опять оказались у площади Испании - только подошли к лестнице не снизу, а сверху.

В эту испанскую лестницу я влюбилась в 79-ом. Наверно, отчасти за азалии - за то, что можно было сидеть на ступеньках среди азалий.
Была весна.
Потом я долго не попадала в Рим весной и очень огорчалась, что нет цветов.
Я думала, что раньше вот были азалии, а теперь нет.
А оказывается, что они есть, есть - в марте и в апреле.




И пошли к вокзалу медленно и лениво.



Меня очень тронуло это вот сочетание дурацких скучных официальных домов с апельсинами
А на площади Республики, на которой по вечерам играет оркестр и столики под колоннадой, голуби слетелись к кому-то на столик крошек поесть.

Это был последний кадр
Утром мы сдали рюкзаки в камеру хранения и пошли бродить, не забираясь особенно далеко от вокзала.


Площадь перед Квириналом
Прошли через перекрёсток четырёх фонтанов


Пошли по via Sistina, на которой Гоголь жил



И опять оказались у площади Испании - только подошли к лестнице не снизу, а сверху.

В эту испанскую лестницу я влюбилась в 79-ом. Наверно, отчасти за азалии - за то, что можно было сидеть на ступеньках среди азалий.
Была весна.
Потом я долго не попадала в Рим весной и очень огорчалась, что нет цветов.
Я думала, что раньше вот были азалии, а теперь нет.
А оказывается, что они есть, есть - в марте и в апреле.




И пошли к вокзалу медленно и лениво.



Меня очень тронуло это вот сочетание дурацких скучных официальных домов с апельсинами
А на площади Республики, на которой по вечерам играет оркестр и столики под колоннадой, голуби слетелись к кому-то на столик крошек поесть.

Это был последний кадр
no subject
Date: 2005-07-30 07:34 am (UTC)Я любила без памяти, и думала, что ничего и никогда так не полюблю, и уезжала, отрывая с кровью.
И мне говорил один из самых близких мне людей - а ты не думай про сирень на Марсовом поле в июне, ты думай про ноябрь.
А я любила даже и лужу около овощного магазина, в котором продавали грязную морковку.
А дальше - я потеряла голову от Рима - я не влюбилась на три дня, он сразу стал моим. Понимаешь, когда я увидела, как трутся друг о друга века, ощутила это средиземноморское прошлое нашей культуры, эти маки в античных развалинах, эти облезлые палаццо с ритмичными окнами, деревенские площади. Я всегда хочу в Рим, я тоскую по Италии, когда не бываю в ней несколько лет, по белым буквам на синем фоне на итальянских платформах.
Во Флоренции, когда я глядела на город сверху, в ушах жужжал Мандельштам.
А Питер - он очень изменился, мне очень тяжело приезжать. Ну, я уже много раз говорила - моё детство, моя юность не бродят по улицам там.
Он стал, наверно, наряднее, но у меня - не болит.
И на улицах - тут уехали, там умерли. И на Чёртовом озере помойка, и говорят, в Ягодное тоже не надо ездить.
А для меня Карельский был больше Летнего сада.
Наверно, и ещё одно - я не моногамна по природе.
Ведь не обязательно любить одного, я с 14-ти лет стала относиться к редким питерцам, которые любят Москву.
И моя самая родная литература - Толстой - московско-деревенская.