mbla: (Default)
Несколько раз в эти дни я видела упоминание об убийствах в еврейской школе, совершённых в Тулузе Мухамедом Мера.
И каждый раз в контексте – «убивали евреев, и никто не вышел с табличкой «я еврей»», или «пока убивали евреев, никто не шевелился», или ещё что-то подобное.


Хотелось бы напомнить историю.

В марте 2012-го года произошло несколько убийств.

Первое случилось в Тулузе. 11-го марта выстрелом в голову был убит сержант парашютного полка по имени Imad Ibn-Ziaten, по происхождению марокканец.

Как потом выяснилось, убийца связался с ним по интернету, где сержант поместил объявление о продаже мотоцикла. Будущий убийца и будущая жертва договорились о встрече, на которую убийца приехал на скутере. Как стало потом известно, он потребовал от жертвы лечь на землю, тот не подчинился, и был убит стоя, выстрелом в голову. Убийца уехал на скутере.

15-го марта в Монтабане были убиты ещё двое военных, а третий тяжело ранен, он остался парализованным. Нападение было совершено возле находящегося рядом с казармой банка, где все трое доставали из банкомата деньги.

Один из убитых, Abel Chennouf, по религии католик, по происхождению алжирец. Второй Mohamed Legouad – мусульманин алжирского происхождения. Третий, Loïc Liber, никакого, судя по имени и фамилии, не имел отношения к северной Африке. Видимо, он случайно оказался рядом.

Все эти ребята служили в одном полку. Полк воевал в Афганистане.

Эти убийства никого вне Франции особенно не заинтересовали.

Во Франции стали сначала искать "одинокого волка", предположительно неонациста, поскольку убитые были северо-африканцами.

Солдат заперли в казармах. Вероятно, это спасло жизнь ещё одному человеку северо-африканского происхождения, за которым охотился убийца.

Не сумев добраться до солдат, 19 марта Мухамед Мера отправился убивать в еврейскую школу в Тулузе, где он убил четырёх человек.

Как выяснилось, вне Франции помнят только про расстрел в еврейской школе, про остальные убийства благополучно забыли.


Жертвой теракта, направленного против толпы, как и жертвой уличного происшествия, может стать любой человек, оказавшийся в ненужное время в ненужном месте.

Даже если у представителя какой-то группы населения больше шансов стать жертвой, чем у представителя какой-то другой, всё равно, теракт против толпы – лотерея.

В случае исламистских терактов очень желательно помнить, что первая группа населения, которую они хотят изничтожить, это не евреи, а «бывшие мусульмане», или даже не бывшие, а просто обычные мусульмане, которые сотрудничают с государством. А иногда просто выходцы из какой-нибудь мусульманской страны, живущие в Европе и никого не трогающие.

Все забыли о терактах в Париже лет двадцать назад, тех самых, после которых вместо нормальных урн появились полиэтиленовые пакеты – после того, как взорвалась урна около Этуаль. Это была серия терактов во время алжирских выборов, где отвратительное военное правительство боролось с ещё более омерзительными исламистами.

Терактов было несколько, и кажется, то ли первый из них, то ли второй – это был взрыв на дешёвом рынке около бульвара Барбес, в самом центре северо-африканского квартала. Этот рынок – место скопления выходцев из Северной Африки.

У меня есть знакомая, с которой мы вместе были в аспирантуре. Она из Алжира, умеренная мусульманка, совершенно светски одевается, по-светски живёт, но, как довольно многие выходцы из Северной Африки, по традиции она Рамадан соблюдает и мусульманкой себя считает. Ей вскоре после этих парижских терактов потребовалось съездить к родителям, а на улицах в Алжире тогдашние «мусульманские братья» иногда хватали женщин без чадры и линчевали. Наша общая научная руководительница сказала ей что-то вроде того, что если уж так необходимо именно сейчас ехать в Алжир, так, может, она наденет там чадру, чтоб обезопаситься. Насера на это ответила, побледнев (я один раз в жизни видела, как человек бледнеет), что лучше она умрёт.

Можно сделать себе табличку «я еврей», или «я бывший мусульманин», или «я мусульманин, но ненавижу религиозный фанатизм» – и это будет идентификация себя с жертвами, с группами населения, вызывающими ненависть у мусульманских фанатиков.

Но смысл лозунга «я шарли» совсем другой. Люди солидаризируются не с жертвами, а с людьми, которые сознательно шли на риск, защищая свои непреложные ценности, в которые входят свобода слова и право смеяться над чем угодно.

И когда человек берёт табличку «я шарли» – он заявляет о собственной готовности не сдаться.

Ахмед, человек, который патрулировал улицу, выполнил свои профессиональные обязанности, и погиб. Он вызывает восхищение и уважение, как, например, те пожарники, которые тушили пожар в Чернобыле, или как врачи и медсёстры, которые борются с эболой.

Был ли он мусульманин, не был ли, несущественно.

Да, в плакате «я Ахмед» его имя было использовано для иллюстрации ещё одного основополагающего тезиса: «я с вами несогласен, но готов умереть за ваше право высказывать враждебную мне точку зрения». Мне, кстати, не кажется разумным, только исходя из его мусульманского имени, использовать для этой цели человека, про которого совершенно неизвестно, каков был его взгляд на карикатуры.

А вот плакат «я - полицейский» кажется мне осмысленным. Я – полицейский, то есть я рискую, выполняя свои профессиональные обязанности.
mbla: (Default)
В Париже больше миллиона, в Лионе 200 000, в Марселе 80 000. Повсюду.

Говорят, что такое было только в 44-ом!

Очень много семей с маленькими и не очень маленькими детьми.

Подростки.

В Марселе, где очень много мусульман, мусульманские женщины с плакатами «je suis charlie».

У некоторых людей по два плаката: «je suis charlie» и «je suis juif».

По телевизору в толпе мелькнул в Марселе человек, несущий два плаката: «je suis charlie» и «je suis musulman».

Хочется верить, что не забудется, не пройдёт даром…
mbla: (Default)
Помещу-ка я сюда историю из нашей с Васькой вышедшей в ноябре парижской книжки.

Памятник Шевалье де ла Бару

Больше пятидесяти лет в садике перед церковью Sacré Cœur у самого монмартрского фуникулёра стоял пустой пьедестал.

Только выбитый на нём текст сообщал о том, кому раньше тут был памятник.

Шевалье де Ла Бар – молодой человек, которого казнили за то, что он не снял шляпу и не встал на колени, повстречавшись на улице с религиозной процессией.

А памятник ему был создан Арманом Блохом, по происхождению евреем. И в 41-ом году во время оккупации Парижа, оккупационные войска отправили этот памятник в переплавку.

Поставили его в 1905-ом при большом стечении народу. Около 25000 человек собрались тогда возле цервки Sacré Cœur.

В 1765-ом году Франсуа-Жану Лефевру де ла Бару было 20 лет. Он жил в Аббевиле в Пикардии, принадлежал к кругу свободомыслящей молодежи из весьма обеспеченных кругов. Эта компания имела обыкновение разгуливать по городу, распевая насмешливые антирелигозные песенки.

И тут в Аббевиле произошло два акта вандализма: было попорчено распятие на мосту через речку, и возле статуи Христа на кладбище кто-то сложил мусорную кучу.

Потом-то выяснилось, что распятие на мосту попросту задела проезжавшая через мост карета. Но горожане, которым не терпелось примерно наказать молодых людей, жаждали крови. Они вспомнили о том, что ребята не опускаются на колени и не снимают шляпу при встречах с религиозными процессиями.

Приятели де Ла Бара поспешили уехать из Аббевиля, а он решил остаться. И ещё из этой компании в городе остался пятнадцатилетний Муанель.

В доме у де Ла Бара был произведен обыск, и там нашли запрещённые книги, например, «Философский словарь» Вольтера.

Несмотря на то, что немало выдающихся людей того времени встали на защиту де Ла Бара, его приговорили к казни, а перед казнью ему должны были вырвать язык. Его пытали, переломали ему кости. Де Ла Бар настаивал на том, что ни в чём не повинен, и не назвал ни одного имени. Он так мужественно себя вёл, что поразил даже палача, который не стал вырывать ему язык.

Последние слова де ла Бара были: «я и не знал, что джентльмена можно казнить за такую ерунду».

Муанеля помиловали, благодаря его юному возрасту.

Вольтер в это время был болен и узнал о деле де Ла Бара поздно. Услышав о том, что у де Ла Бара нашли его книгу, Вольтер уехал в Швейцарию и оттуда повёл защиту всех остальных. Ему удалось помочь сбежавшим из Аббевиля молодым людям: один из них по протекции Вольтера был принят в прусскую армию. Муанеля освободили.

Памятник де Ла Бару был воспринят людьми, как символ терпимости.

И вот в 2001-ом он опять появился на пьедестале – эдакий мальчишка XVIII века, руки в карманах. Этот памятник работы Эмманюэля Баля.

***
Вот, например, Вольтер:

« On entend aujourd’hui par fanatisme une folie religieuse, sombre et cruelle. C’est une maladie qui se gagne comme la petite vérole. »


А до Вольтера был ещё и Рабле...

И это благодаря им мы живём в сегодняшнем мире!
mbla: (Default)
В кампусе, на лужайке под зимним секущим дождём.

У нас тысяча двести студентов, много.

И в аудиториях, где сейчас идут письменные экзамены, минута молчания...
mbla: (Default)





Магомет в отчаянии от интегристов
Тяжело, когда тебя любят мудаки
Jean Cabut 1938-2015

January 2023

S M T W T F S
1 234567
89101112 13 14
151617 1819 2021
222324252627 28
293031    

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated May. 28th, 2025 02:20 pm
Powered by Dreamwidth Studios