Из колодца

«Вселенная спит, положив на лапу, с клещами звёзд огромное ухо»

– Да – говорил Васька –– вселенная – огромный блохастый пёс.
***
Когда-то он перевёл несколько стихотворений Фроста, до того, как мы всерьёз за Фроста взялись.

Из тех давних переводов "Созвездие большого пса".

Великий Сверхпёс
Небесный зверюга
Из-за горизонта
Вскочил упруго,
Без отдыха он,
На задних лапах
Всю ночь пропляшет
Свой путь на Запад.
Пусть я - недопёс,
Но сегодня мы
Будем лаять вместе
Сквозь толщу тьмы.

***
Очень уже давно мы попали в Бретани в одно из главных для меня на свете мест – на край света по имени Пенхор – в деревню на краю бесконечного пляжа, где в песке, над которым дрожит голубое, пронизанное светом золотистое марево, отражаются облака. Несколько домов, деревьев почти нет, их сдувает, цветы на просоленной земле – с чайное блюдце. Застеклённое кафе – с террасы в прилив глядишь на волны, а в отлив на песчаную гладь. И называется это кафе – Край земли – Пен-ар-бед – по-бретонски.

У самого пляжа на дюне церквушка, её шпиль виден очень издалека, когда по пляжу идёшь к Пенхору. А выходишь из неё – трава, да песок, да море – руку протяни.

***
В пустоте шуршащей вся – от шпиля до дверей,
Распахнутых к морю близкому...
На истёртых плитах отраженья витражей
Дрожат опадающими листьями.

В зеркале отлива деревенский этот храм –
Опрокинутая в море вера,–
Каменные призраки расселись по углам:
На каждом из углов – химера.

Может люди вовсе никогда и не придут?
В зеркале песчаном химера лает,
И дожди, и ветры ей бока грызут,
Распахнутая пасть не умолкает:

Бесчувственно небо –
Ни надежд ни вер,
И не отделить от были небыль...
Химера выветренная – морду вверх -
Облаивает бессовестное небо...
У Васьки химерам нужны люди. Как люди нужны собакам. Люди отвечают за каменных химер. А от неба ждать совершенно нечего. И да, человечья обязанность – отвечать за собак, за химер, – за мир хоть живой, хоть каменный. И мир, хоть живой, хоть каменный, – этого от нас ждёт. Впрочем, каменный – он ведь тоже живой – и Шартрский собор, и эта деревенская запоздалая готическая церквушка, и Нотр Дам, и...







( Read more... )

Эта странная лёгкая теплынь, обнимающий ласковый воздух, и темнота поглощает по вечерам, – сначала дни укорачиваются незаметно, медленно, минута-две-три, а потом – та самая галопирующая лошадь, которая гонит прилив на Ламанше – раз, два, и темно на счёт три.

Размазанные по эмалевой голубизне облака из тонкой манной каши, той, что варила мама – в холодное молоко – и мешать, мешать, не останавливаясь, растворяются – будто не было.

Было-было-было – било в барабан, нет, не барабан, саксофон – человеческий мяукающий голос...

Сена вздыбливается простынными складками – ветер против течения, в охвативших сумерках на воде масляные огни – глаза подводного речного зверя...

Три года назад – октябрьским ярким воскресеньем на кораблике – мимо полуголых загоральщиков на набережной – вдоль по Сене, по течению, разворот неповоротливого корабельного зверя – назад – на берег, в кафе, к блинам...

Не-пе-ре-но-си-мая хрупкость бытия – огромная сырная луна в тёмно-синем, нечёрном небе, – большой косматый пёс под ней, один на всей земле...

«Великий Сверхпёс
Небесный зверюга
Из-за горизонта
Вскочил упруго,
Без отдыха он,
На задних лапах
Всю ночь пропляшет
Свой путь на Запад.
Пусть я – недопёс,
Но сегодня мы
Будем лаять вместе
Сквозь толщу тьмы.» – Фрост в васькином исполнении...

У Фроста о стихах: "It begins with a lump in the throat, a homesickness or a lovesickness. It is reaching towards expression; an effort to find fulfilment. A complete poem is one where an emotion has found its thought, and the thought has found the words."

Это о гармонии с собственной жизнью. В те удачные дни, которые нижутся на крепкую толстую нитку - через какой-нибудь запах пыли, кофе, бензина, мороза, через куст, калитку, выпуклую от ветра воду в Сене, поднебесную ёлку у Нотр Дам.

I WONDER about the trees.
Why do we wish to bear
Forever the noise of these
More than another noise
So close to our dwelling place?
We suffer them by the day
Till we lose all measure of pace,
And fixity in our joys,
And acquire a listening air.
They are that that talks of going
But never gets away;
And that talks no less for knowing,
As it grows wiser and older,
That now it means to stay.
My feet tug at the floor
And my head sways to my shoulder
Sometimes when I watch trees sway,
From the window or the door.
I shall set forth for somewhere,
I shall make the reckless choice
Some day when they are in voice
And tossing so as to scare
The white clouds over them on.
I shall have less to say,
But I shall be gone.



Декабрьским утром

Читаю у Фроста в "The tuft of flowers"

......

But as I said it, swift there passed me by
On noiseless wing a bewildered butterfly

......

And once I marqued his flight go round and round...

......

But he turned first, and led my eye to look
At a tall tuft of flowers beside a brook,...

.......

Проговариваю по-русски - мотылёк.

Тут же поправляюсь - бабочка более общее слово. И сразу опять - мотылёк.

Наконец осознаю

"Но мотылёк по комнате кружил, и он мой взгляд с недвижимости сдвинул."

Про "деревья в моём окне, в деревянном окне" и "tree at my window, window tree" поняла уже несколько лет назад, а потом прочитала у Андрея Сергеева про то, как он Бродскому дал томик Фроста, и как Бродский его в ссылку с собой взял...

Люблю я этот нехитрый стишок.

Robert Frost

Stopping By Woods On A Snowy Evening

Whose woods these are I think I know.
His house is in the village though;
He will not see me stopping here
To watch his woods fill up with snow.
My little horse must think it queer
To stop without a farmhouse near
Between the woods and frozen lake
The darkest evening of the year.
He gives his harness bells a shake
To ask if there is some mistake.
The only other sound's the sweep
Of easy wind and downy flake.
The woods are lovely, dark and deep.
But I have promises to keep,
And miles to go before I sleep,
And miles to go before I sleep.