В одной из передач, которые по France culture я часто слушаю, – «du grain à moudre» – она с шести до семи, и я часто под неё бегу с работы – я уже почти год назад услышала двух военных журналистов – Анн Нива и Патрика де Сент-Экзепюри. В передаче этой её постоянный ведущий Hervé Gardette разговоривает на заданную общественную или философскую тему с приглашёнными, имеющими к теме то, или иное отношение.
Анн Нива – дочка слависта Жоржа Нива. Её репортажи шли из Чечни, из Афганистана, из Ирака.
Патрик де Сент-Экзепюри – внучатый племянник Антуана – тоже много времени провёл в Афганистане и в Ираке...
Я не помню, как в тот вечер была сформулирована тема передачи, но оба журналиста в самом её начале сказали в один голос, что испытавают бешенство от фразы «у нас идёт война с терроризмом».
«Нет – говорили они – у нас не идёт войны, и люди, произносящие эту фразу, не понимают, что испытывает человек, уходя утром из дома, не зная, будет ли вечером существовать его дом, и будет ли вечером существовать он сам.»
Кстати, они рассказали, как в совершенно безопасной ситуации, когда никого не убивали, в 2007-ом, когда в пригородах жгли машины, оказалось, что репортажи из этих пригородов ведут военные журналисты, а не обычные парижские, – не потому что парижские чего-то боялись, а потому, что не умели.
А потом они заговорили о том, какие испытываешь эмоции, когда возвращаешься с войны в собственную мирную страну, и как трудно бывает приспосабливаться, привыкать к этой мирной жизни.
И тут Анн Нива сказала, что за год до той передачи, в очередной раз вернувшись с войны, она решила написать книгу о Франции тем же способом, каким писала книги о дальних чужих странах.
Знакомиться с людьми, разговаривать с ними, входить в их жизнь и потом о них рассказать – такую она поставила перед собой задачу.
Она сразу же решила выбрать несколько провинциальных городов – небольших, но и чтобы они не были пригородами мегаполисов.
И чтоб города были в разных районах Франции, двадцатитысячники примерно, и чтоб жить не в гостинице, а у людей. У кого жить, она всюду нашла при помощи друзей и знакомых. И в результате люди, у которых она жила, стали одними из очень разных героев её книжки. И ещё условие она поставила – в каждом городе жить не меньше трёх недель.
Она постаралсь найти возможность пожить у людей самого разного социального положения. И это ей удалось. Она жила у учительницы, у пенсионера крайне правых взглядов, у владельца градообразующего предприятия.
В той передаче она рассказала несколько историй из своей книжки. Например про то, как она в торговом центре, сидя возле будочки сапожника, услышала, знакомый по звучанию язык, подняла от книжки глаза и увидела людей, которых опознала как чеченцев, – она заговорила с ними по-русски, ей ответили, пригласили её в гости.
В книжке она подробно описывает этот визит. Социальное жильё, где чистота такая, что можно с пола есть. До Сирии Россия была во Франции на первом месте по числу людей, получающих политическое убежище, – из-за чеченцев.
Дом восточный, жена за стол не садилась, подавала еду. Жёны не работают, выходят из дому только, чтоб детей в детский сад отвести. При этом по-французски они говорят лучше мужиков. А мужики работают и утверждают, что работу найти легко. Чеченцы по большей части работают охранниками на стройках. Хозяин дома хвастливо говорил ей, что чеченцы работать умеют, не лентяи, что, дескать, алжирец проработает 6 часов, и уже устал, а они, чеченцы, и после тринадцати не устают.
В той же передаче она рассказала о тётке, вполне политкорректной, благонамеренной, члену родителького комитета школы, где очень плохо учится её сын. Эта тётка поделилась с ней своим страхом, что дочка спутается с негром. Особого удивления не возникает, что сын-двоечник сблизился с какой-то крайне правой организацией.
Рассказала она про молодых активных католиков, которые завидуют мусульманам, потому что мусульмане видны, и эти молодые католики тоже хотели бы иметь какие-то заметные сразу знаки отличия, знаки принадлежности к ордену.
И про женщину, которая порвала все отношения с кузиной, потому что та голосует за Национальный Фронт.
И ещё Анн Нива сказала, что её книжка ни в коем случае не пессимистическая, прямо наоборот. Она общалась с людьми самых разных социальных страт и взглядов. И во всех них есть достоинство и человечность.
Рассказала, что она общалась с очень разными людьми, которые в повседневной жизни пытаются помочь выпавшим за борт.
И общалась с самими выпавшими за борт – с человеками, а не цифрами в статистике безработных, или нелегалов, или радикальных мусульман.
Мне страшно захотелось её книжку прочесть, настолько, что когда в «Амазоне» я обнаружила, что не знаю номера моего киндла (я давно отдала его
Бегемоту и читаю на планшете), то вместо того, чтоб дождаться вечера и у
Бегемота этот номер узнать, я купила книжку на бумаге. И прочла ее не отрываясь, с великим увлечением, таская книжные килограммы в рюкзаке.
Пятьсот с лишним страниц рассказов, из которых возникают совершенно живые и очень разные люди. И к каждому рождается сочувствие и интерес.
В городе Эврё Ан Нива ездила с автобусом от мэрии, который с 6 вечера до 12 ночи объезжает каждый день клошаров, нелегалов, уличных людей и развозит им бутерброды и воду. Но дело не в воде и еде, а в том, что этим людям нужно поговорить, рассказать свою историю. Очень много суданцев, эритрейцев, бежавших из ада. Там не падают на голову бомбы, но там убивают в терактах и просто так... И вот эти люди добираются до Европы, естественно, совершенно не понимая, куда им деваться, обратиться. Она познакомилась с женщиной без образования и профессии. Первую часть жизни та прожила с мужем, который её бил. Потом ушла от него и теперь посвящает жизнь помощи нелегалам. Договаривается в церквях, где бывают пустующие подвалы, чтоб они могли там ночевать. Встречается с нелегалами в кафетерии при большом супермаркете, где стояла микроволновка, чтоб разогревать еду, но из-за того, что как-то раз там подрались одни африканцы с другими, микроволновку убрали, и в присутствии Анн Нива она стыдила своих подопечных.
Общалась Анн Нива и с тремя примерно восьмидесятилетними монашками, живущими вместе. Всю жизнь они помогают выпавшим из общества. Общалась со священником, который руководит ассоциацией христианско-мусульманских связей. Этот священник обслуживает ещё и тюрьму, и за отсутствием имама, который бы в тюрьму приходил, этот священник ходит в тюрьме и к мусульманам тоже.
Общалась с девчонкой, принявшей ислам, потому что влюбилась. А парень, с которым она стала жить, её обижал и в конце концов уехал в Сирию, и ей страшно подумать, что он, может быть, с тех пор наделал. А потом эта девчонка влюбилась в имама, но у того уже есть жена, и девчонка от большой любви, будучи не готова имама делить с его женой, отошла в сторону.
В Лавале, очень благополучном городе, Анн Нива общалась с тётками из клуба женщин-предпринимательниц, и жила в семье очень успешного капиталиста, и видела, как люди помогают друг другу в этой общественной страте – и в открытии предприятий, и в управлении, и в получении кредитов.
В Монклюсоне она жила у женщины, работающей психологом в агентстве, занимающемся безработными. И одна из задач – выделить тех, кто из-за психологических проблем точно не найдёт работы, и найти им какое-то место в обществе.
Ещё где-то она общалась с очень успешным предпнинимателем, торгующим автомобильными запчастями – вышедшим из рабочих очень умно ведущим дело человеком.
На Корсике она много разговаривала с людьми, вовлечёнными в жизнь общин – арабской и корсиканской. Эти общины сильно враждуют, и на стенках пишут и sali arabi, и sali corsi. При этом очень интересно, что принципы жизни у этих общин невероятно похожи – и неприятие браков с чужими, и замкнутость, и отношение к женщинам. Обе общины патриархальны, и может быть, поэтому так выражена вражда. Это с одной стороны, а с другой – на континенте все они чувствуют себя не в своей тарелке, все они прежде всего корсиканцы. На континенте они дружат. И ещё они страшно гордятся тем, что с Корсики никто не едет в Сирию воевать. Что ж – очень понятно – адреналина и так хватает!
Книжку можно пересказывать бесконечно, и да – она очень оптимистическая. Этих её героев начинаешь любить с сапогами и с шашкой, с их проблемами и глупостями, и возникает ощущение какого-то резерва человечности что ли – просто вот в этой повседневности с ее проблемами. Конечно же, в глазах смотрящего очень много – и люди открывались ей с лучшей стороны, чувствуя к себе расположенность. И эта лучшая сторона всегда находилась.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
